Судьба милостива к тем, кто верит и ждет, кто не отчаивается и даже в самом непроглядном мраке, где-то в самом потаенном уголке души знает, надеется, чает, что вновь засияет солнце, и свершится чудо, и завеса мрака разомкнётся.
Все у них в порядке — это Элла знала. У нее и у мужа есть работа, все здоровы, семья дружная, сын чудесный, учится хорошо, не бедствуют. Это ли не счастье?! И все рухнуло в один день, в один миг в то черное воскресенье, когда Пашулька из лесу притащил полную корзину этих проклятых грибов. Они с мужем болели долго, но выстояли, а он, крепыш, спортсмен, их травиночка и любовь, сгорел почти в одночасье.
И наступил ад. Муж, обезумев от горя, все кружил по улицам, по дому, слепо натыкаясь на стены, словно искал сына, а потом, слабый, сдался, замкнулся в своей боли, замер в прострации. А она — без света, без смысла, без будущего — тащила на себе его, себя и спрашивала, чем же теперь жить.
Им все советовали завести еще ребенка, и эта мысль, казавшаяся поначалу кощунственной, постепенно прорастала в ней и, обретая четкость, давала надежду. Ей казалось, что рождение нового ребенка, неважно — мальчика ли, девочки, вернет ей Пашульку, чудом возродив его в новой жизни, даст ей и мужу смысл и силы идти по этой жизни.
Но возникли препятствия: на пути к будущему стоял их возраст, не слишком крепкое здоровье, перенесенные ею раньше операции, и врачи, не слишком обнадеживавшие ее, подтвердили Элле, что если ей и надеяться, то только на искусственное оплодотворение — своими силами это вряд ли получится.
Я все равно добьюсь своего! И началась ее битва — за себя, за мужа, за воскрешение семьи, за их жизнь и будущее. Раз за разом, «подсадка» за «подсадкой» кончалась выкидышем, рвавшим душу и сминавшим все надежды. Самым страшным было терять новую жизнь на больших сроках беременности, когда казалось, что самый тяжелый перевал и самые страшные испытания уже позади. Каждый раз ей казалось, что не хватит сил все начать сначала. Мало-помалу сдавались женщины, шедшие по одному с ней пути, сдался муж, кричавший, что все равно ничего не получится, после пятой попытки сдались и врачи...
И только она одна продолжала идти вперед — страшная, исхудавшая, почти старуха, с глазами, исполненными такого жуткого, нечеловеческого напряжения, что видевшие ее невольно отводили взгляд. Она действовала почти бессознательно, почти автоматически, но в душе, закаменевшей от горя, в самой ее глубине, билась одна жилка любви — к Пашульке, которому она пыталась вернуть жизнь, к мужу — о себе она не думала.
И перед силой этой любви, перед ее верой, страданием и устремленностью испытывал душевный трепет и преклонялся даже священник, на исповедь к которому она приходила, — единственный человек, знавший, какой была плата за ее веру...
Ее восьмая попытка увенчалась успехом, и родился Олежка — толстый крепкий человечек. И, приходя в себя после тяжелых родов, услышав его заливистый плач, увидав его мордаху — такую родную, такую знакомую, так напоминавшую ей Пашульку, она, теряя сознание от радости и внезапно нахлынувшего чувства облегчения, прошептала: «Мой сыночек, наконец, ты вернулся!»
Копирование материалов разрешено только с указанием активной ссылки на первоисточник
Комментариев пока нет